|
* * *
Все речи молвлены и по носу зима
Нещадно бьет ледышками ногтей,
И к нёбу примерзающий язык
Не отлепить горячим поцелуем,
И отогреть способен только спирт,
По двести грамм с приятелем на пару,
А после - одолжить снеговику
До лучших дней свой старенький тулуп,
И побрести по стоптанной воде
Куда глаза вовеки не глядели,
Упасть в пушистый ласковый сугроб
И до утра смотреть цветные сны...
А утром сделать дворника заикой...
* * *
Forest Gamp
Беги. На все четыре ветра,
На окрик перелетных птиц,
Мотай, транжира, километры
Сквозь череду столбов и лиц.
Беги. На блудный огонек,
На запах пыли, шелест снега,
На солнце, не жалея ног
Беги, не прерывая бега.
Беги, придурок, по весне,
Проезд в автобусе дороже...
Пока не вспомнишь обо мне
Или совсем не обезножешь.
* * *
Еще не кончился апрель -
Вода за воротом,
Я тихо выхожу за дверь,
Чтоб слиться с городом.
Ударить в солнечный тамтам,
Плясать - насвистывать,
Подпеть ободранным котам
Куплет неистовый.
Развеять по ветру мотив,
Летать над речкою,
Водить под руку юных див
Дорогой млечною.
Разбередить ночную тишь,
Ударить в колокол...
Весна. А ты уже грустишь,
Что лето коротко...
* * *
Начало века. Это ли не счастье?
Попробовать запомнить. Оглянуться
На век прошедший. Время полирует
Печальные границы циферблатов.
Как хочется уснуть и не проснуться.
Как будто ангел в темечко целует.
Со мной скамейка, лето и Довлатов...
Начало века. Почему-то грустно.
Я в прошлом веке выпил много пива,
Оставил семь работ и кучу женщин.
Я в прошлом веке сам себя оставил.
Грядущее ползет неторопливо,
Придется постараться, чтоб не меньше...
(И пива тоже). Я не против правил.
Начало века. Может быть, влюбиться?
И стать как все, немножко безголовым.
Томиться в ожидании ответа,
Вместо того чтоб просто взять и трахнуть
В сыром парадном. Что же здесь такого?
Потребовать: "Карету мне, карету!"
И не прощаясь укатиться на хрен...
Начало века. Что б еще придумать?
Какую мысль развить из эмбриона
До взрослой особи, скрестить ее с макакой,
Пусть скачет по деревьям подсознанья.
Я вижу алый парус галеона,
Я помню все. Я раньше был собакой.
Играл в крикет. Не брезговал вязаньем.
Начало века. Я встречаю. Утро
Скользит по коже пальцами прохлады.
Захватывает дух. Вот так удача -
Родиться вместе с утром в одночасье.
Другой не смею требовать награды,
Я сотню лет за пару дней растрачу,
Начало века. Это ли не счастье...
Басня
Проходит ночь и остается за
Твоей спиной, палитры шоколада,
За дверью поступь снегоходопада,
За тенью свет. Зима катит в глаза.
Пускает пыль. Сочится ли росой.
Отнюдь не Божьей. Ныне все иначе.
Ишак частенько спит со стрекозой,
А муравей на стрекозу ишачит...
* * *
Ищи меня по отпечаткам губ,
По звуку отсвиставшей пули,
В кровати, в револьверном дуле,
В шкафу, за печкой, на полу...
По блеску разноцветных глаз,
По вкусу первой группы крови,
Ищи меня, как ветра в поле,
Ищи меня. В который раз
По линиям своей руки,
По отраженным в небе звездам,
Ищи меня, пока не поздно,
Средь облаков, на дне реки.
Ищи. В горячечном бреду,
Промеж конечностей, на грани,
Ищи в водопроводном кране,
В кастрюле, в Дантовом аду,
На дне бутылки, под столом,
"Там на неведомых дорожках..."
В своем глазу, в шерсти у кошки,
В чужом кармане, за углом,
В себе, дыханье затая,
Ищи с милицией, с собакой,
Но не найдешь, поскольку я
Неплохо спрятался, однако...
* * *
С. Лыченкову
рыдать неведомо по ком.
вздыхать. лечиться коньяком.
что в горле белоснежный ком
не проглотить...
лечиться нужно молоком
горячим с маслицем-медком,
и я при мысли о таком
впадаю в ком...
Beetle Juce
Пустобрех и заливало,
Вертопрах и ветроправ,
Не засунь перста в хлебало,
Не пришей к чему рукав.
Кофе с ромом, водка с перцем,
Не убий, не укради,
То ли это грудь без сердца,
То ли сердце без груди.
Бравый капитан корыта,
Лоцман придорожных луж,
Не испей воды с копыта
На губе играет туш
Кореш Гены-крокодила,
Победитель облаков,
Не мешайте водку с пивом
Без балды и дураков.
Оторви да брось, не бросит,
Потерять - не обрести,
Он прощения не просит
И прощенья не простит.
Не откладывай на завтра,
Не загадывай вперед,
Чай с какавою на завтрак,
Сорок пятый оборот
Проигравшей грампластинки,
Эс вэ мученик Пьеро,
Выпадающей слезинки
Воробьиное перо...
Д.Мурзину
Ежик в тумане
Вот такие дела... Белый свет юбилейным рублем,
Нос морковкой по ветру, обрубок хвоста пулеметом,
Леонардовы крылья ничтожно малы для полета,
Будь то синяя высь или просто оконный проем,
Вот такие дела... Если можешь не верить - не верь,
В чёрта верится легче, чем в самого главного Бога,
Все что было - допито, добито до дна и теперь
Алкоголь ни при чем, это просто двоится дорога,
Вот такие дела... С глаз долой - Гималаи с плеча,
Ложка рвется из рук, спички-бряк, макароны по-флотски,
Но туман беспощаден, остыл можжевеловый чай...
Вот такие дела... Все по-старому, по-идиотски...
* * *
Осень дышит на пальцы, и пальцы, не чувствуя ног,
Пробегают по нотам давно позабытого блюза,
Между мной и тобой расторгая нелепые узы,
Приплетая сухую траву в васильковый венок.
Как околыш от лунного камня, прозрачен и пуст
Отголосок немого, зарытого заживо крика,
Отвернувшись на миг от сердитого Божьего лика,
Я целую тебя в забродившую сладостность уст
И опять ухожу, в устаревшую бoль-небылицу,
В чемодан фотографий подальше от глаз или рук,
Чтобы выспаться всласть и по собственной прихоти, вдруг
Ни с того ни с сего на сочельник однажды присниться...
* * *
Закрыл на все глаза ночной портье,
Склонил главу к подушке обреченно,
И косоглазый солнечный крольчонок
Протиснулся меж сомкнутых портьер.
И оборвался с крыши страшный сон,
И оборвалось сердце у героя,
Завыл рояль и сделал шаг из строя,
Заверещал задавленно клаксон,
Но смерти нет, в игольное ушко
Пролез верблюд и говорил по-птичьи,
И наш герой остался безразличен
К тому, что убежало молоко,
К тому, что отражается в реке
И восседает в облаках на небе,
При манне, при вине и белом хлебе
С волшебной чудо-палочкой в руке,
А смерти нет, но что-то есть в конце,
Еще вчера: Сейчас уже не важно.
Смотри и умиляйся, как отважно
Крольчонок пляшет на его лице:
* * *
По дороге с Голгофы имея расхристанный вид,
От бессмертной души и гроша за душой не имея,
Утираясь плевком от плевка и обиду обид
Прикрывая небритым оскалом лица лицедея...
По дороге с работы забыть прикупить сигарет
И лениво глазеть на девиц, ожидая трамвая,
И в трамвайном нутре поедая счастливый билет,
Не доехать одной или двух остановок до рая...
По дороге домой передумать... Идти ли домой?
Отгоняя Морфея бутылочкой пива с ресницы,
С превеликим трудом вспомнить имя и глухонемой
Отыскать телефон и, конечно же, не дозвониться...
* * *
Часы прислушались на миг
К себе. Стыдливо замолчали.
Как пес сердитый заурчали,
Сменили такт на нервный тик
И заскучали: "Где-ты-Где-ты?"
И возмущались: "Сам-то-Сам-то!"
И поучали: "Так-то-Так-то!"
Ее с тобою - "Нету-нету".
Часы звонили: "Звали-Звали".
Часы шептали: "Или-или".
Она вернется ли? Едва ли.
И задом наперед ходили...
А после, как тебя встречали,
Тихонько лопнула пружина,
Они меня не застучали,
Они меня не заложили...
* * *
За ласковым панбархатом портьер
Чуть слышный шепот лайковых перчаток,
Бутылок непочатый край початых,
Трезвон музык, изысканность манер.
Мельканье рук, движение теней,
Ни сладкий сон, ни явь, а где-то между...
И с каждым вдохом легче и пьяней
Шуршанье свежесброшенной одежды.
За сумеречной поступью времен
Стенных часов ночное пиццикато,
И на сухих губах подслеповатых
Простывший след помады и имен,
Полет минут, дыхание веков,
Конец веревки, взмыленное шило,
Четыре сольдо, остров дураков,
Сонливость Будды, шестирукость Шивы.
За горкою несбывшихся надежд
Незваный гость, четыре стопки водки,
Полсигареты, драные колготки,
Ни сладкий сон, ни явь, а где-то меж...
Неуловимый аромат духов,
Как отголосок сыгранного бала,
И мерное падение стихов
С глазного дна на донышко бокала...
* * *
Лишь грай ворон да ветра дуновенье,
Следы следов на выцветшем снегу
Теряют смысл на седьмом кругу
И тают... Все готово у Творца -
Эскиз его и твоего лица,
Туманы глаз и отпечатки рук,
Кусочек глины и гончарный круг
И на исходе Божие терпенье...
* * *
Чего не спишь? - Да как же тут заснешь?
Под тараканьи гонки по обоям...
Сейчас пойду, возьму на кухне нож
И настучу по кумполу обоим.
Чего не пьешь? - Так это же... вода!
Тебе бы можжевеловой стопарик...
Сейчас пойду на кухню... И тогда...
В тихушку под огурчик и сухарик.
Чего молчишь? - А стоит говорить?
Давай утопим комнату в молчанье
И не пророним слова до зари...
Не хочешь водки? Разогрею чаю.
Чего не дышишь? Вспомни, как дышал.
Она тебя, наверно, не забыла...
Пуста повозка. Счастлива кобыла...
Все. Ухожу. Прости что помешал.
* * *
Чертовщина
Что за чёрт? Или это японский древесный божок?
Наплевав на суровый мороз по шкале Фаренгейта,
Совершает с небес затяжной парашютный прыжок
И в процессе полета играет на солнечной флейте...
Что за чёрт? Или это английский опальный стрелок?
С удивлением смотрит, как небо становится ближе,
И дождавшись, как только оно опустилось пониже,
Целит в синий висок и неслышно спускает курок...
Что за чёрт? Или кто там покинул молочный туман?
Хладный призрак зимы, облачённый в эсэсовский китель,
Возвращается снова в уютную нашу обитель
И, хитро улыбаясь, зачем-то ныряет в карман...
* * *
По причине любви без особых причин на любовь,
По порыву души на четыре неравные части,
Я по пояс в тебе, а на деле лишь только отчасти,
Я к тебе непричастен, и здесь побывал бы любой
За счастливку, да только вот-вот убежит молоко
С раскаленной плиты, и кадавр потребует каши,
Свет мой зеркальце с водки милее, кривее и краше,
Если б мог убежать, убежал бы от вас далеко
За кудыкину гору и там, не дыша, в тишине
Восполнял недостаток живительной розовой влаги,
Припадая губой к раскаленной до боли бумаге
И врачуя ея в молодом виноградном вине.
Чтоб надзызгаться вдрызг и упасть в ковыли-камыши,
Пробежать по хмельному, заросшему клевером полю.
С позолоченной клети себя отпускаю на волю
По причине любви, по порыву бессмертной души...
* * *
Сойти на нет. Врасти в песок,
Забыв на миг про осторожность.
Навеки упустить возможность
Сразить судьбу в седой висок.
Побыть мертвее, чем обычно,
Через посредника и лично,
Как холодно и непривычно
Быть от тебя на волосок...
* * *
Взмахну крылом и камнем кану вниз,
Блеснет луна посеребрённой рыбкой
В зажатом клюве. Ширятся круги
От соприкосновения с водой.
Вдохну ее и снова взмою ввысь.
Пролить хоть каплю было бы ошибкой.
А все, что не достанется другим,
Я поделю напоровну с тобой.
По пол-луны на брата - в самый раз.
И ночь темна, хоть глаз коли, хоть оба.
А можно просто спать, не видя снов,
Склонив главу в пуховое крыло.
Мы вместе на мгновенье, но сейчас.
Любить луну осуждены до гроба,
Мешать ее напополам с вином
И пить взахлеб, пока не развезло.
Что остается? Распахнуть окно,
Глотнуть еще немного чудо-зелья,
Уверенным движением луната
Ступить ногой на узенький карниз.
Заметить то, что лунное вино
Дает особо тяжкое похмелье,
И, вспомнив, что летал уже когда-то,
Взмахнуть крылом и камнем кануть вниз...
* * *
Ты веришь в привидения? А мне...
Не то что бы... Я им не доверяю.
Я им с опаской двери отворяю
Иль притворяюсь, будто дома нет.
А сам под одеяло. За испуг -
Четыре "сайки", и дрожу от страха,
Сердечко бьется раненою птахой,
Уже готово выскочить из рук.
Стекает по лицу холодный пот,
Мешая явь и сон. А может, правда?
Чей дух за дверью? Оскара Уайльда?
А может, то стучится Эдгар По?
Какие звери выбрались из чащ
Разбуженного ветром подсознанья?
Чье шелестит за дверью одеянье?
Чей за окном мелькает алый плащ?
Кто там? Какого лешего? Достал!
Открою дверь, а никого и нету.
Вздыхаю. Поджигаю сигарету.
Опять ушел. Должно быть, напугал...
* * *
Январь за окошком хмурится,
Строит мне козьи рожи.
Минус сорок на улице,
Плюс тридцать шесть под кожей.
Холодно, как в могиле,
Ночи тихи и кротки,
Хочется, чтоб любили,
Или хотя бы водки...
* * *
В кружевной тишине, опасаясь завистливых глаз,
Бледный ангел стыдливо ласкался горячего лба,
Призывая навек утонуть в близлежащих губах
И тебя удержать на небитый коротенький час...
Изнывать от слепой непорочности талой воды,
Удивляться на век, что так глупо и весело прожит,
И опять обменять на кусочек шагреневой кожи
Ярко-розовый след от удара падучей звезды...
И смотреть, не дыша, как на город ложатся снега,
Испуская из уст голубое подобие пара...
Замахнуть брудершафт ядовитую зелень отвара,
Торопливо предать... и пуститься обратно в бега.
Гусарский сонет
Пробирает до костей,
Не сыграть ли, братцы, в покер?
Полна горница гостей,
Ноги в руки, руки в боки.
Сосчитай скорей до двух,
За стеною кто-то плачет...
В тело - вдох, из тела - дух,
Что ни пир - чума собачья.
Под размашистый канкан
Утоли шестое чувство,
Замахни скорей стакан,
Чтоб стакану стало пусто.
Мера жизни - девять грамм,
Подведи себя к итогу.
И ступай скорее с Богом
В номера бубновых дам.
Хочешь, покажу дорогу?
* * *
У меня есть дом. Пара стальных ключей.
Есть собака, та, что по гроб верна.
Я не молил Бога. Не жег свечей,
Но от меня наконец-то ушла жена.
У меня есть работа. - Второй ключ от работы.
Я не ношу галстука и часов.
Можно не дуть в усы. Не искать заботы.
Есть две недели отпуска. Нет усов.
У меня есть совесть, и с ней можно договориться.
Есть полбутылки пива и пачка "ТУ".
Наполовину лев, на четверть птица.
Осенью - агнец. В марте сродни коту.
У меня есть женщины. Такие, каких единицы.
Я им храню верность, они мне платят.
Чешут мне спинку и сами снимают платье.
Мне с каждой ночью все слаще и слаще спится.
Я абсолютно счастлив. Все меня обожают.
Если я попрошу - занимают денег.
Если б осилил - все б от меня рожали.
Ты не пришла... Блядский аутотренинг...
Die Hard
Древо жизни облетело.
Словно памятник солдату
Я стою... Вернее - тело,
На подножке самоката.
А на облаке пушистом
От рассвета до рассвета
Восседает дух фашиста,
Фетишиста и поэта.
Обороченные сроком,
Вот и мы в тисках зажаты.
Между чертиком и богом.
Между небом и зарплатой.
Погруженные во пламень
Неевклидова пространства,
Изувечены веками
От тоски, любви и пьянства.
Оторочены судьбою
От обид и расставаний,
Мы мертвы вдвоем с тобою
Мы находимся в нирване.
Под потоком алкоголя.
Мама мыла мылом раму.
Не связать с тобой алголя,
Не сыграть с тобою гаммы.
Что ни есть, то будет бито.
Только нам все было мало.
Расстояние покрыто.
Чем попало. Как попало.
Обними меня руками.
Я прошу, не надо плакать.
Я расстанусь с облаками.
Я куплю себе собаку...
* * *
Поднимите голову. Выше. Еще выше.
Видите облака? Под облаками крыши.
Над облаками звезды. Их не видно.
Их заслонили крылья летучей мыши.
Впрочем, там может быть, что душе угодно,
К примеру, китайский дракон, жующий мирно
Печенье с кунжутом. Закройте глаза и тут же -
Дракон оживает. Печальный и благородный.
Прислушайтесь. Это топот копыт и ржанье.
По небу несутся кони о сотне крыльев,
Слышатся крики, стоны и грохот ружей,
Чуется конский пот и запах пыли.
Чей силуэт мерещит? В саду у дома
Маленький мальчик режет ладонь осокой,
Город казался ему таким огромным,
Мама казалась ему такой высокой...
* * *
А. Лопатину
Сугробы тают. Что таят от нас сугробы
В своих зимой просоленных горбах?
Морозный скрип снежинок на зубах.
Сосулькин хруст. Дыхание озноба.
А больше ничего не утаить.
Сегодня с юга птицы прилетают.
Сугробы тают. Отчего сугробы тают? -
Сугробы просто захотели пить...
* * *
Строй разорван. Сломан порядок чисел.
Время застыло, утратило свойство течь.
В этом имеется свой потаенный смысл.
Смысл, которым можно и пренебречь.
Ты говоришь "статично", я - "случайно".
Я играю, ты - выполняешь роль.
В этом, наверное, кроется наша тайна.
Тайна, которая вряд ли содержит соль.
Будешь смеяться или тихонько плакать.
Пролог гениален, концовка, увы, глупа.
Чую, что именно здесь и зарыта собака.
Бедная псина, укравшая мясо попа...
Rad Baron
Подбит самолет, глаз, мантия горностаем.
Я сам себе паяц, тебе - король.
Захожу на объект, огонёк, отдалясь от стаи.
Примыкая к твоим губам, притворясь игрой.
Привлекая внимание криком, боевой раскраской.
На фюзеляже туз, в груди - огонь.
Почти безоружен - без майки, трусов и каски.
Ищешь педаль? - Я натуральный конь.
Командир отряда, отец семьи рукокрылых.
Почти что птица, только с одним пером.
Если меня осудят - судью на мыло.
С тебя половина царства, пальто и трон.
С меня как с гуся вода и взятки гладки.
Я по приборам немного сродни богам.
Хочется бросить штурвал, припасть к ногам.
Выть на луну и прохожих кусать за пятки...
* * *
Собака лает - ветер носит,
А впрочем... Всякое бывает.
Чего и не бывает вовсе:
Собака носит - ветер лает.
И нет собаке той покоя,
У ветра на исходе силы,
Собаку носит - ветер воет:
"Собака! Где тебя носило?"
* * *
Под соленый огурчик и горечь слезы самогона,
Горделивой походкой степенно спуститься с ума,
Не заметить того, как внезапно скончалась зима,
И скатиться клубком-колобком в придорожное лоно.
Отвести свою грешную душу подальше от глаз,
Чтоб ни тяти ни мамы, уснуть у подножия рая,
Окаянному плачу цыганской гитары внимая,
Выпадая в осадок и снова впадая в экстаз.
Отойти в никуда, не оставив намека на след,
Помешаться с вином и вернуться, пока не забыли,
И венчаться на трон, только вот откровенья кобыльи
Почему-то все больше и больше похожи на бред...
* * *
Мы с тобой давно знакомы,
Сделай мостик. Через речку.
Скрыты наши переломы,
Брось соломы. Кинь дощечку.
Разведи вино виною,
Обними меня за плечи.
Назови меня луною -
Подо мной ничто не вечно...
* * *
Сон шуршит в кулаке карамельной цветастой бумажкой,
Липнет к ладошке и вряд ли сойдет с руки,
Продираю глаза. Путаюсь в рукавах рубашки,
Путаю левый рукав с рукавом реки.
Глотаю на ощупь чай. Обжигаю рот.
Зябким шажком крадусь на кафель ванной.
Утреннее заклинание - "блин-компот",
Ритуал омовенья святой водой из крана.
Правой ногой за порог. Замок на ключ.
Беглая мысль. Хлопанье по карманам.
Вдыхаю дым. Щурюсь на ранний луч.
Смотрю на часы. Понимаю, что вышел рано.
* * *
Скучаю по морю. Оно мне снится.
Будто бы я - белая птица.
Глотаю воздух. Парю над морем.
Вглядываюсь в птичьи лица.
Играю с ветром. Бьюсь о воду.
Теряю перья. Пью свободу.
Плачу от счастья или горя
И предсказываю погоду.
Скучаю по морю. Китовой тушей
Я выбрасываюсь на сушу.
Иду на дно. Рассекаю волны.
Всматриваюсь в рыбьи души.
Играю хвостом. Бьюсь о камни.
Молчу как рыба о самом главном.
Еще не страшно, уже не больно.
C богом и чёртом морским на равных.
Впрочем, и море по мне скучает.
Дышит прибоем моей печали.
Ищет меня и желает тоже.
Силится в кровь разбить причалы.
Пеной исходит. Рычит. Рокочет.
Бесится. Стонет. С утра до ночи.
Море совсем без меня не может.
Море безумно на берег хочет...
* * *
Сердцевина июля. По краю нависли тучи,
Небо расплакалось - видимо, из-за погоды,
Свитер намок от слез и стал колючим,
Странно. Насколько невинен каприз природы:
В колкую нежность зарыть напокрепче нос.
Щикотно сдерживать чих, а потом сорваться,
Сесть на больничный, вернее, на нём валяться,
Или забить на все и простыть всерьез.
Чтобы простыл и след, да спасает дождь,
Клонит звезду к закату, главу - к подушке.
Семеро слоников, чайник, часы с кукушкой,
Трубочкой мира свернулся индейский вождь...
* * *
Прийти домой. Усталым. Изможденным.
Отбросить шляпу жестом театральным,
И проливным сентябрьским дождем.
Обрушиться на клавиши рояля.
И резать слух соседских домовых,
Поднять собак и под бедлам собачий
Пускай рояль завоет и заплачет,
Пускай разбудит мертвых и живых.
И замолчать. И полной тишиной
Уж если не добить, то оглоушить.
И... так внезапно лопнувшей струной
Вернуть назад и снова вынуть душу...
* * *
Ты не поверишь, впрочем, все равно,
Письма я запечатывать не стану,
Вот допишу. Перечитаю. Встану.
И скомкаю. И выброшу в окно.
А может быть, бумажный самолет,
А может быть, крылатую ракету,
На зависть белому как снег шальному свету
Сооружу и отпущу в полет.
Ты не поверишь. Может быть, рискну.
И даже адрес напишу обратный,
Лизну конверт и склею аккуратно
И отнесу на почту, как проснусь.
А может быть, в бутылку под печать
И в море. Или голубем почтовым.
А ты ответишь, что жива-здорова,
Или не станешь вовсе отвечать.
Ты не поверишь, мне сейчас легко.
Еще не отсырел в пороховницах
Любовный порох. Думаю жениться.
Но только не решил еще на ком.
Почти что не курю. Не пью вино.
Почти что счастлив. Больше и не надо.
И я почти не искажаю правды...
Ты не поверишь, впрочем, все равно...
* * *
Тика в тику. Одно к одному,
Близко сердцу, противно уму,
Ты упрямо твердишь: "Почему?"
И стремишься добиться ответа.
Я молчу. - Я умею молчать.
Я рублю поцелуи с плеча,
Опустив капюшон палача
Рыжевато-кровавого цвета.
Мал-помалу. Рыбак рыбака
Зацепил коготочком крюка,
Глубоко, как река глубока,
Не разрезать лесы, не сорваться.
Я бросаю на ветер блесну,
Ядовито глотаю слюну,
Отхожу на полшага ко сну
Под защитную зелень акаций.
Трали-вали. С поры до поры
Бесшабашные стихнут пиры,
Затупятся ножи-топоры,
Что нежней поцелуя вампира.
Я стою у подножия врат,
Безлошадный, без шпаги и лат,
Обнажен и бесстыже крылат,
Над поехавшей крышею мира...
* * *
Мы пили чай из чашечки цветка,
На цыпочках, мельчайшими глотками...
Себе казались чуточку богами,
Разменивая время на века.
И превращали музыку в вино,
Что отрывает лодку от причала,
Слова от губ, начало от начала
Изысканным букетом пьяных нот.
Что заставляет слепнуть насовсем
Или хотя б закрыть глаза на время,
То - ангел, что целует прямо в темя,
И заплетает ленточки в косе.
И обнимает крыльями-руками,
И понимает... Помнишь? Мы когда-то.
Вдвоем с тобой. В прикуску с облаками
Пивали чай из чашечки заката...
* * *
Такая тишь, не вымолвить ни слова,
К губам прижала палец немота,
Неслышно стали серыми цвета,
На лунном циферблате полвторого.
На солнечном - всего лишь двадцать семь,
Я отcтаю на три с хвостом минутки,
Хочу уснуть как минимум на сутки,
Как максимум, должно быть, насовсем.
Такая тишь, что совестно дышать,
Такая гладь, что не издать ни звука,
Еще бы сердце удержать от стука,
Но сердцу невозможно помешать.
Такая тишь, что хочется завыть,
Мы с тишиной вдвоем не одиноки,
И не спеша пропитывает строки
Такая тишь, какой не может быть.
* * *
И ночь нежна, как нежен кошкин мех,
В любой ночи есть что-нибудь кошачье,
Любая ночь чего-нибудь да значит,
Ты - племени людей, а я из тех,
Чей селениты отняли покой,
Кто по ночам без устали лунатит,
Чьи до утра нетронуты кровати,
К чему нельзя притронуться рукой,
А то растает или в тот же миг
Сверкнет зелено-желтыми чертями,
Раскрасит кожу цепкими когтями,
Издав глухой гортанный полукрик.
А ночь нежна, как поступь наших лап,
Как ласковый ковер травы примятой,
Так, как пьянит душистый запах мяты,
И, как твои объятия, тепла.
В которые, не раньше, чем луна
Покинет небосвод, в другом обличье,
Своем исконном, более привычном,
Вернусь навек, не потревожив сна...
* * *
День прожит не зря, а ночь недаром.
С рыжей бессонницей. Впрочем, не без последствий.
По сравнению с наводнением и пожаром
Нет страшнее, чем ты, стихийных бедствий.
Я же тише воды и ниже трав.
С белым безмолвием. Впрочем, еще не вечер.
Знаю еще не один рецепт отрав.
"Темна вода в облацех", трава по плечи...
* * *
Грязная с рыжей подпалиной осень
Носом к земле семенит по дороге,
И столбовые подводит итоги -
Кончилось лето без четверти восемь.
Сыплется крыша. Пусты закрома.
Ты не грусти, когда лето уходит.
Чем не июль? При такой-то погоде -
Не наступает на пятки зима.
И у камина под пряный кальян
Сказку тебе не расскажет обманщик,
Сердце не бьется - уснул барабанщик.
Ты не тревожься, он попросту пьян...
* * *
Я предоставлен самому себе,
Я к званию ефрейтора представлен
Самим собой, назло своей судьбе.
Зачем же злить судьбу? Ее оставлю.
А дольше что? Hе прихоть, не порок,
Поскольку не с руки давить на жалость,
Hо если переступишь ты порог,
Hу, если ты усвоила урок,
Что ты дала.
Дала.
Такую малость...
* * *
По прочтении сжечь. После вскрытья - залить формалином.
Коль не слышно хлопка - потребление в пищу негоже,
Только просьба: не путать рецептов дубления кожи
И мудреных кустарных метод обжигания глины.
Из селения Аз в направлении города Веди
Ехал мотоциклист, предвкушая решенье задачи.
А навстречу "КАМАЗ"... Все, поверьте, могло быть иначе.
Часом позже. На ржавом На стареньком велосипеде.
До указанной даты и после указанной даты.
Вспышка справа - ногами вперед, головой от солнца.
Первый лучик ядрёной зимы в слюдяное оконце.
Говоришь, не горбатый? Теперь-то ты точно горбатый...
Берегите глаза и... Промыть, по возможности, с мылом.
У раскрытого гроба, толкая нелепые речи...
По распятии снять. По прочтении попросту сжечь.
Громко хлопнули двери. Покойник уходит... за пивом.
* * *
Я выйду на стеченье улиц не раньше, чем наступит ночь,
И бледный висельник луны украсит придорожный тополь.
Луна и солнце разминулись, плюется окосевший дождь
В кривозеркальные блины от тридевятого потопа.
А в лужах звезды захлебнулись, под небом воцарила небыль.
Полуслепые фонари крадет чернильная парча.
Я выйду на стеченье улиц и в губы поцелую небо,
Когда трамваи-звонари по рельсам полночь отстучат.
* * *
Ощущение пыли и света,
Голоса. Приходящее лето,
Как служанка, что не затащить
Hи в постель, ни в кабак.
Под суровым присмотром зимы...
* * *
Буду ль неистовым ветром просолен
Или, быть может, останусь на суше,
Долей своею я дюже доволен.
Моря спокойствия я не нарушу.
Буду ли снегом с дождем одарован,
Пледом зеленым, камином трескучим,
Главное - чтобы тобой зацелован,
Главное - чтобы тебе не наскучил.
Буду ли солнцем навеки обласкан
Или, быть может, пройду незамечен.
Это творение просто отмазка.
Это не стих. Это повод для встречи.
* * *
Как холодно. Похоже, что кончилось лето.
Была надежда на бабье. Бабы подвели.
Позавчера шел снег. Я в это время спал.
Потом приехала ты и стало теплее.
Я покрываюсь инеем на своем рабочем месте.
Леденею от мысли, что совсем скоро станет еще холоднее.
Зябнущие пальцы <промхахиваюся> по клавиатуре.
Удивляюсь. Почему никогда не любил теплого пива?
Epitaf
Искупай вину в реке,
Источи себя злословьем.
В леденеющей руке
Оберег, а в изголовье
Птица-тройка, или туз
Бьется у оконной рамы.
От моих постылых уст
Не отнять пиковой дамы.
Перевесили весы,
Оттого так в доме тихо,
Лишь настенные часы
Обо мне слагают мифы.
Может статься, через миг
Или век переменится
И на мой холодный лик
Будет кто-нибудь молиться...
| 
